Соучастница
Про судороги, шутки и сильный писатель Пустовую
// ng.ru – Легкий и немного большая. Фото Виктории Лебедевой
Валерия Пустовая. Большая легкость. Очерки культурного движения. – М.: РИПОЛ классик, 2015. – 352 с. (Лидеры мнений)
Книги двух знаковых литкритиков – мемуарный роман Сергея Чупринина и сборник статей Валерии Пустовой – вышли одновременно, в одной серии и были презентованы в один вечер (см. 3). Он – мужчина, она – женщина, он – старше, она значительно моложе. Он – ироничный и повидавший, она – любознательная и креативная. Казалось бы, точки соприкосновения этих двух литературных героев кот наплакал. Тем более интересно их обоюдные отзывы друг на друга. «Перекрестное опыление», как выразился сам Чупринин. НГ-EL
По сравнению с Лере Пустовой я с самого начала, и даже не знаю почему, усвоил тон или покровительственной, или подбадривающей иронии.
Хотя что значит – почему? Очень даже понятно. Знаясь с будущим в быту, трудно удержаться от ревнивой приглядки к тем, кто нас так: к строптивым, только на себя похож, но мы все равно тайно надеюсь, усвоившим по ходу взросления и наш опыт, с пользой для себя прочитавшим и наши книги.
Здесь вы Валерии Ефимовны не срослось со мной, кстати. Склонная не в прагматике, а к философствованию, она берет уроки у ирины Бенционовны Роднянской, перекликается с Евгением Ермолиным, до сих пор изживает быстро увлечение завиральными идеями композитора Владимира Мартынова, а теперь вот, «Очень спокойно» решения, потянулась и к непоблекшим интеллектуальной провокациям покойного Саши Агеева.
Ну, и умничает, конечно: метафизика, дескать, тайнословие, то да се. Таким образом, сочиняет сложнозакрученные предложения длиною в полстраницы, выстраивает глубоко эшелонированную оборону из ссылок умных собеседников: от Шпенглера до… «мне, – говорит наша Лера, а мы поможем смайлик, – все люди, которые придерживаются концепции Владимира Мартынова, умный».
Или вот еще: дурачится, демонстрируя общественности свой словарь языкового расширения – это, знаете, когда пишут «вывибривает», «недодеконструированный» или «сейчашнее время» и смотрят на реакцию: вы не тратите, вы, безусловно, заметили, как я, мол, метнула?
Не страшно. Пройдет и это. Или пусть даже и не пройдет. Все равно ведь останется…
Не, не разборы, вполне толковые, сегодня, наиболее популярные – пока статья идет в печать, они уже успевают стать вчерашними, правда, сразу вытесняемыми новые избранное изменчивой моды.
И не в концепции, изобретать которые критик Пустовая большая мастерица: это ренессанс вдруг объявляет, это почему-то спад, а затем спросил, в сети плохо, только продуктивный в жанре современной прозы, а то и вовсе устроит кастинг на роль лучшего, талантливейшего и Сергей Шаргунов в ней, помнится, жил, а теперь вот Илья Бояшов, например.
Кстати, о примерах. Если что и смущает тех, кто в критических статьях уже привык видеть точное зеркало литературы, это необыкновенная легкость, с какою Валерия Пустовая впадает в как восторг или негодование – независимо от того, бывает, что и к собственно художественному качеству текста, подвернувшегося под очередную концепцию. «Со вкусом у нее проблемы?..» – сетуют старшие (по опыту) коллеги. Возможно. Но разумнее, мне кажется, думать, что наши героини важнее, не к другой, чтобы понять, а чтобы понять себя. И очереди своей. Своей жизни и литературы. В предел – свой мир, в котором все подручные средства хороши: будь то роман равнодушным каких-либо преимуществ или сердитый окрик, дегтя запах свежий, таинственная плесень на стене…
Ведь, на самом деле, все писатели получают. И критика, если они, конечно, не только регистраторы, эксперты и ходатаи по чужим делам, здесь не исключение.
Мне это прийти к этой мысли, потребовались десятилетия.
А Лере?
«Надо же было уродиться литературным критиком века, не нуждающуюся в литературных критиках», – пишет она. Но большая мучения. Быстрее задором. Отнесясь к ситуации, которая для большинства из нас склоняет на жалобы и пени, в качестве своего рода экзистенциальному вызову.
Не меняющему задачу соучастия (Лера сказал бы: жилое) критика большом в мире большой литературы.
Но требующему радикального просмотра известных форм и способов, как это сделать, присутствия. Как жанровых, где традиционная большая мудрая статья теснится, но не вытесняется мимолетным блогом. Да и интонационных, допускающих включение в литературно-критический текст и шутки, и академического комментария, и автобиографического признания – да мало ли чего еще!
И здесь я, равнодушный к метафизике и совсем не такая, как она, влюбчивый, не столь склонный к измене и перемене, в красивой 33-летней Валерии Ефимовне Пустовой чувствую родственную душу.
С особым удовольствием ее новой книги, отмечая не те сюжеты, где он что-то темпераментно крошит или аргументированно милует, а те, где он позволяет себе сложный, внутренне противоречивое (в годы моей юности его называли амбивалентным) отношением к художественному событию.
Я непонятно выразился? Упрощу. Это означает, говорил я когда-то, когда речь заходит о книги Пустовой «Толстая критика» (М., 2012), что ты пишешь (как бы и да да и, на самом деле) положительную рецензию, но деепричастном обороте, как будто впроброс говоришь такое, от которого почтенного автора годы будет сделать судороги. Или наоборот: ты как будто и бранишь роман, сборник, стихотворение, но оставляешь их отмена беглое замечание, на котором только что тобой изувеченному автору возможность приосаниться и пробормотать: ну, не так уж этот критик совсем идиот, то все равно понимают…
То, что я сейчас сказал, не парафраз старинного анекдота про скорпиона, кто-то на спине переплывающего реку, а только напоминание, что слишком редко в нашей литературе, и ни в коем случае не только литературы, жизни явления, которые однозначно – независимо от того, похвальной или ругательной – оценки.
Как правило, все сложнее, противоречивее, запутаннее, и хорошие писатели это знают.
Хорошие критики, а также.
Валерия Пустовая – критик, но всегда мало. Значит, и писатель. Выражусь даже сильнее, опрометчивее: в кругу своих собратьев, из поколения в поколение, – и поэтов, и прозаиков, драматургов, эссеистов – именно она сегодня может быть, самый сильный, проявившийся писатель.
Не верите?
Тогда вам придется прочитать книгу «Большая легкость» и согласиться со мной.
Или не принимать.
Текст: Сергей Чупринин
Источник: НГ Ex Libris